Ежов. История `железного` сталинского наркома - Алексей Полянский

В этот день вместе с Артузовым были осуждены «в особом порядке» также его многолетний помощник по Иностранному отделу ОГПУ-НКВД старший майор госбезопасности Михаил Горб, выдающиеся советские разведчики, работавшие с Артузовым и в ИНО, и в Разведупре Красной Армии корпусные комиссары Федор Карин и Отто Штейнбрюк, видный разведчик в Германии Александр Гордон (один из основателей берлинской ветви знаменитой в годы мировой войны «Красной капеллы»), а также чекисты Владимир Кононович и Яков Лоев.

В архиве сохранилось жуткое, написанное от руки распоряжение Ульриха коменданту Военной коллегии Верховного суда СССР о немедленном расстреле всех семерых осужденных.

Это распоряжение — с юридической точки зрения филькина грамота. Приговор Военной коллегии даже в те времена все-таки представлял из себя документ, составленный по строгой форме. Там означалось время начала и окончания судебного заседания (каковое редко длилось более 15 минут), перечислялся состав суда: председатель, два члена, секретарь и т. д. Такого документа по отношению к Артузову и другим шестерым нет. Ссылка на Военную коллегию — прикрытие для коменданта коллегии Игнатьева, который без особого документа просто не имел права передавать осужденных в руки исполнителей.

Ксерокопия расстрельной записки воспроизводится в данной книге нами впервые. Обращаю внимание читателей, что против каждой фамилии — две галочки карандашом. Их проставил исполнитель уже в подвале одного из зданий НКВД в Варсонофьевском переулке, где и производились казни. Первую галочку — когда принимал обреченного, вторую — после того как стрелял ему в затылок из нагана. В тот день в Москве было расстреляно, как минимум, тридцать восемь человек. Об этом свидетельствует следующий документ (также впервые воспроизводимый нами в литературе), написанный чернилами от руки.

Почему «как минимум»? Потому что данный акт фиксировал посмертную судьбу только тех казненных, чьи тела были кремированы. Но доподлинно известно, многих расстрелянных хоронили по ночам в безымянных могилах на всех московских кладбищах.

До сих пор, поскольку речь шла о крупных процессах, в числе жертв «большого террора» назывались преимущественно видные деятели партии и государства: наркомы, члены Политбюро и ЦК, маршалы, командармы, профессоры… Их было много, не одна тысяча, но ведь объективные цифры называют сотни тысяч и даже миллионы расстрелянных, брошенных в тюрьмы и лагеря.

Только в последние годы вначале стыдливо, а затем все более открыто стали писать о том, что в подавляющем большинстве своем в ежовщину (как и ранее, во времена Генриха Ягоды, и позднее, при Лаврентии Берия и Викторе Абакумове) пострадали от массовых репрессий люди вовсе не именитые: крестьяне, рабочие, мелкие служащие, почти все к тому же — беспартийные. Этих-то за что?

Вопрос поставлен неправильно. Следует спросить не за что, а зачем, с какой целью.

Цель простая и грубая. Читатель, безусловно, заметит то место в повествовании Полянского, где Ежов на следствии с гордостью говорит следователю о заслугах НКВД в строительстве гигантов первых пятилеток и т. п.

Это сущая правда. Заслуга НКВД и лично генерального комиссара госбезопасности Ежова в этом несомненна. Пора наконец не только признать, но накрепко и навсегда запомнить: возводили домны Магнитогорска, верфи Комсомольска-на-Амуре, плотину Днепрогэса, копали тоннели московского метро и канала Москва — Волга, прокладывали рельсы БАМа (перечень можно продолжать на нескольких страницах) вовсе не «комсомольцы-добровольцы», о которых сложены песни и сняты кинофильмы, — хотя таковые в этом деле и участвовали, — но сотни тысяч и миллионы заключенных лагерей системы НКВД.

Вот для чего арестовывали обыкновенных рабочих и крестьян по политическим статьям. Одних наркомов, секретарей обкомов и командармов для освоения золотых приисков Колымы и лесных массивов Воркуты не хватило бы. Да и руки у них были не те…

Еще одно преступление совершил Ежов. По его собственному признанию на следствии (об этом есть в книге Полянского), он почистил четырнадцать тысяч чекистов, но недостаточно почистил.

Справедливость требует признать, что, скорее всего, большинство этих чекистов замарали свои руки и совесть преступлениями против общества, народа и государства. Правда, ни Ягода, ни Леплевский, ни Агранов, ни Заковский и прочие никакими шпионами не были, и никакого заговора против Сталина и Советской власти не замышляли. Но расстреляли их именно по фальсифицированным делам, а не за действительные грехи. Иначе говоря, даже в этом деле бал правил не закон, а беззаконие.

Но среди этих четырнадцати тысяч было по меньшей мере несколько сот, а я полагаю, что гораздо больше — три-четыре тысячи честных людей, добросовестно исполнявших свой воинский долг (а сотрудники госбезопасности являются по своему статусу военнослужащими) перед Родиной, имевших реальные, а не вымышленные заслуги. Достаточно назвать того же Артура Христиановича Артузова и его ближайших многолетних сотрудников.

Были расстреляны три руководителя внешней разведки в разные годы Михаил Трилиссер, Станислав Мессинг, Артур Артузов, начальники Разведывательного управления РККА Ян Берзин и Семен Урицкий, их заместители, начальники отделов.

Иначе говоря, надо осознать, что за время «большого террора» невиданному разгрому подверглась советская внешняя и военная разведка и контрразведка. Такого не смогли бы совершить спецслужбы всех враждебных Советскому Союзу империалистических и фашистских государств (включая немецкие гестапо и СД), вместе взятые.

По очень приблизительному подсчету было уничтожено до семидесяти процентов советских разведчиков как в центральном аппарате НКВД и Наркомате обороны СССР, так и работающих за кордоном, в том числе золотой элиты резведки — нелегалов. Дело дошло до того, что за два года до нападения Германии на СССР в Берлине работало всего-навсего два сотрудника советской внешней разведки НКВД, из которых один к тому же не знал немецкого языка! По той же причине была утеряна оперативная связь со многими ценными агентами за рубежом, во многих случаях восстановить ее оказалось уже невозможно.

Еще 10 июля 1931 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение, что ни одного коммуниста, работающего в органах ОГПУ в центре и на местах, нельзя было арестовывать без ведома и согласия ЦК ВКП(б).

Интересно, на скольких из 14 тысяч чекистов, которых почистил Ежов (а подавляющее большинство из них были члены партии и совсем немногие, самые молодые — комсомола), он получил письменное согласие ЦК?

На своих бывших заместителей, наркомов в республиках, комиссаров ГБ первого ранга, возможно, и получал. Ну а на остальных 13 с лишним тысяч?

Наконец, и это очень важно, массовые репрессии отторгли от Москвы и коммунистической идеи множество честных людей во многих странах мира, ранее относившихся к нашей стране с искренней симпатией, веривших, что в СССР действительно строится первое в мире государство трудящихся, где покончено с эксплуатацией человека человеком, где царствуют подлинная свобода, равенство и братство.